Остановка в пустыне
Теперь так мало греков в Ленинграде,
что мы сломали Греческую церковь,
дабы построить на свободном месте
концертный зал. В такой архитектуре
есть что-то безнадежное. А впрочем,
концертный зал на тыщу с лишним мест
не так уж безнадежен: это - храм,
и храм искусства. Кто же виноват,
что мастерство вокальное дает
сбор больший, чем знамена веры?
Жаль только, что теперь издалека
мы будем видеть не нормальный купол,
а безобразно плоскую черту.
Но что до безобразия пропорций,
то человек зависит не от них,
а чаще от пропорций безобразья.
Прекрасно помню, как ее ломали.
Была весна, и я как раз тогда
ходил в одно татарское семейство,
неподалеку жившее. Смотрел
в окно и видел Греческую церковь.
Все началось с татарских разговоров;
а после в разговор вмешались звуки,
сливавшиеся с речью поначалу,
но вскоре - заглушившие ее.
В церковный садик въехал экскаватор
с подвешенной к стреле чугунной гирей.
И стены стали тихо поддаваться.
Смешно не поддаваться, если ты
стена, а пред тобою - разрушитель.
К тому же, экскаватор мог считать
ее предметом неодушевленным
и, до известной степени, подобным
себе. А в неодушевленном мире
не принято давать друг другу сдачи.
Потом - туда согнали самосвалы,
бульдозеры... И как-то в поздний час
сидел я на развалинах абсиды.
В провалах алтаря зияла ночь.
И я - сквозь эти дыры в алтаре -
смотрел на убегавшие трамваи,
на вереницу тусклых фонарей.
И то, чего вообще не встретишь в церкви,
теперь я видел через призму церкви.
Когда-нибудь, когда не станет нас,
точнее - после нас, на нашем месте
возникнет тоже что-нибудь такое,
чему любой, кто знал нас, ужаснется.
Но знавших нас не будет слишком много.
Вот так, по старой памяти, собаки
на прежнем месте задирают лапу.
Ограда снесена давным-давно,
но им, должно быть, грезится ограда.
Их грезы перечеркивают явь.
А может быть, земля хранит тот запах:
асфальту не осилить запах псины.
И что им этот безобразный дом!
Для них тут садик, говорят вам - садик.
А то, что очевидно для людей,
собакам совершенно безразлично.
Вот это и зовут: "собачья верность".
И если довелось мне говорить
всерьез об эстафете поколений,
то верю только в эту эстафету.
Вернее, в тех, кто ощущает запах.
Так мало нынче в Ленинграде греков,
да и вообще - вне Греции - их мало.
По крайней мере, мало для того,
чтоб сохранить сооруженья веры.
А верить в то, что мы сооружаем,
от них никто не требует. Одно,
должно быть, дело нацию крестить,
а крест нести - уже совсем другое.
У них одна обязанность была.
Они ее исполнить не сумели.
Непаханное поле заросло.
"Ты, сеятель, храни свою соху,
а мы решим, когда нам колоситься".
Они свою соху не сохранили.
Сегодня ночью я смотрю в окно
и думаю о том, куда зашли мы?
И от - чего мы больше далеки:
от православья или эллинизма?
К чему близки мы? Что там, впереди?
Не ждет ли нас теперь другая эра?
И если так, то в чем наш общий долг?
И что должны мы принести ей в жертву?
1966
Иосиф Бродский |
|
Журнал "Нива" (№ 48) в 1884 году
писал: "Греческая церковь во имя святого великомученика Димитрия Солунского,
построенная на Песках, между четвертою и пятою Рождественскими улицами, представляет собою в
нашей столице один из изящных образцов византийского зодчества.
Храм был заложен 25-гo мая 1861 г. по проекту профессора архитектуры Р.И.
Кузьмина
и строился на иждивение Д.Е. Бенардаки. Храм, в проектировании которого архитектор держался
общего стиля церквей Греции и Афона, действительно составляет между церквями нашей столицы
оригинальное исключение.
Над крестообразною массою средины церкви, возвышается один пространный
купол. Крестообразный план церкви маскируется на восточном фасаде двумя по сторонам пристройками:
для дьякона и ризницы. К церкви пристроен узкий притвор, над которым поднимается плоский павильон
небольшой колокольни, заканчивающейся фронтоном с крестом. Сорок
окон сообщают обильный ровный cвет совершенно открытой внутренности храма, которую может всю обнять
глаз зрителя от самого почти входа. Стены и средина храма покрыты сплошь блестящей орнаментацией:
или на золотом и серебряном фоне, или серебряными и золотыми узорами на
ярко-цветном грунте. Иконостас резной, из орехового дерева, состоит из двух
ярусов и образа в нем написаны на золотом фоне масляными красками. Деревянные помосты амвона и
апсид oгpaждены металлической балюстрадой, пол же средины храма, со входною апсидою, вымощен белым
мрамором."
Греческая церковь (иногда называемая "посольской"), освященная во
имя одного из самых почитаемых в Греции святых - Димитрия Солунского, была построена в 1866 году
на Летней Конной площади на берегу (впоследствии засыпанного) Лиговского канала
и являлась единственным в Санкт-Петербурге храмом, построенным для греков, проживавших в столице.
Говорят, что денег, собранных проживающими в
Петербурге греками, на строительство не хватило. Тогда крупный питерский виноторговец, поручик
Димитриус Бенардаки построил храм в честь своего святого покровителя на собственные средства,
а общинные деньги были переданы русской миссии для строительства церкви в Афинах.
Иконы и утварь для храма были доставлены
из Греции, в их числе имелось немало
старинной работы. Богослужения совершались на греческом языке по богослужебной традиции,
сохранявшейся в древних православных храмах Греции. Настоятель церкви архимандрит Неофит
был известной личностью не только в столице, но и в Греции; он занимался переводами
русской литературы на греческий язык. Церковным хором долгое время руководил знаток
греческого распева композитор Брагин.
Первыми
прихожанами греческой церкви (как следует из справочного издания С. Шульца "Храмы
Санкт-Петербурга") были постоянно проживающие в Петербурге деятели греческого
освободительного движения, греческие эмигранты, купцы, торговцы, предприниматели.
По данным председателя греческого общества, многие питерские
греки - торговцы, хлебопеки, владельцы ресторанов - преуспевали во время НЭПа.
Видимо они и составляли в то время общину греческой церкви. После революции богослужение в ней
велось не только на греческом, но и на русском языке. В январе 1939 года церковь была закрыта
и передана 2-му РЖУ Смольнинского района. В 1961 году ее снесли,
и спустя несколько лет на освободившемся месте был построен концертный зал
"Октябрьский".
Это событие получило широкую известность
благодаря знаменитому стихотворению Иосифа Бродского "Остановка в
пустыне".
В 1962 году при раскопках фундамента был обнаружен гроб с
мумифицированным телом. Основатель храма - Димитриус Бенардаки, он же - потомственный российский
дворянин Димитрий Иванович, скончавшийся в 1870 году в Вистбадене, завещал похоронить его
в Петербурге, а сердце отправить в Грецию, что и было выполнено.
|